— Ну, что ж. Ход вашей мысли мне ясен. Господа, продолжайте поиск причины. Иван Семеныч, вас попрошу на пару минут отойти со мной.
— Если что, валите все на меня, — шепнул Виктор Самонову, — человек новый, заводской специфики не знает…
— Да что вы, право, — досадливо отмахнулся тот. — Сударь, война не за горами, и наши солдаты будут умирать в машинах, ставших на поле боя по неясным нам причинам. Каждая такая поломка — это могилы, это вдовы и сироты! А вы думаете, нас тут беспокоит, как ответственность поделить. У нас у всех одна ответственность — перед богом и Родиной.
— Извините. Просто разных довелось встречать.
— Понимаю. Мерзости на Руси хоть вагонами отгружай. Кстати, вы серьезно, не помните правила старой орфографии? "Белый бедный бледный бес побежал голодный в лес", где "ять" ставили? Нет — нет, я просто из праздного любопытства…
Самонов повернулся, заложил руки за спину и продолжал смотреть, как сгружают танк.
Странно, как‑то, подумал Виктор. Или реальность слишком альтернативная, или, с точки зрения, подобного ему жителя, она видится не так, как авторам книг и фильмов. К примеру, те же рабочие. Бежица — поселок рабочий, а с пролетариатом Виктор за эти дни почти не общался. И вообще такое чувство, будто ходил по поселку гастарбайтеров из другой республики, где живут своими обычаями и говорят на своем языке, хоть и вроде как понятном. Неужто и впрямь здесь разные слои общества как разные нации?
Виктор почувствовал, как его дергают за рукав. Оглянувшись, он увидел Бахрушева, который жестом звал теперь уже его отойти.
"Так. Кажется, сейчас выяснится, что в России чудес не бывает. Будем искать другую работу."
— Вот что, до конца дня приведите все сказанное в систему и изложите на бумаге, — вполголоса сообщил ему Бахрушев, — место для лаборатории я присмотрел. О переводе бежицкого технического училища в высшее будут хлопотать через орловского губернатора.
— Почему через орловского? — ошарашенно переспросил Виктор.
— Ну не через курского же!
— Так, сразу?
— А как еще? Перед Обществом комиссары поставили задачу в течении ближайшей пятилетки поднять объем валовой продукции завода в разы, в основном за счет роста производительности труда основных рабочих. Это значит, что каждая ошибка будет множиться убытками в сто, в тысячу раз, потому что потребуется менять дорогую оснастку, необходимую для фордовского типа производства. Директор увидел в ваших речах миллионы прибыли…
"Кажется, я это уже где‑то говорил. Или слышал в другой реальности. Главное, не запутаться. Интересно, сколько попаданий вообще выдерживают хроноагенты?"
— Так вы же говорили — война может начаться в конце лета.
— Как только вы покажете, что лаборатория — это ключ к новому оружию, мы с вами получим все. Ассигнования, приборы, людей. Ничто так не двигало прогресс человечества, как война, потому что ее итоги решают судьбы тех, у кого власть и деньги.
"Кошмар. И это говорит здесь нормальный, интеллигентный человек…"
— Великолепно. Даже не ожидал, что все так быстро меняется.
— Похоже, вы просто не к тем и не так обращались. Не обижайтесь, но вы как‑то не от мира сего. Вам надо чаще бывать в обществе, а вы замыкаетесь, словно боитесь на людях показаться. Хотя вроде как человек не робкий. Стесняетесь выглядеть белой вороной?
— Пожалуй. Постараюсь исправиться.
— Ладно, в конце концов, это дело ваше… Клей запатентован?
— Нет. Лаборатория есть на заводе?
— Найдем. К Головину из гимназии обратимся. Условия те же.
— Идет.
— Тогда поговорим о главном. Вы догадались, подо что будут испрашивать вложения капитала для выполнения задачи?
— Под бронетехнику?
— Но не под эту. Под "Баяны" много не дадут. Если вы сможете поднять лабораторию…
Бахрушев как‑то тяжело задышал и продолжал уже полушепотом.
— То, что я вам сообщу — государственная тайна, разглашение которой карается смертью.
"Ну, вот еще не хватало для полного счастья."
— Простите, а мне обязательно это знать? Это не будет разглашением? Наверное, надо расписаться где‑то…
— Надо. Приказ господина директора. Пока устный, бумаги оформят.
— Добавку дадут к жалованию? За степень секретности?
— Ну, золотом не осыплют, но почувствуете. Дело в следующем. Есть секретная директива создать и наладить выпуск бронехода с противоснарядной броней, способного прорывать оборону, преследовать неприятеля в наступлении, в отрыве от пехоты, громить вражеские тылы. Броня должна выдерживать попадание бронебойного снаряда из сорокасемимиллиметровой траншейной пушки Гочкиса. Вооружение — пулеметное ружье и пушка, снаряды которой способны пробить броню, стойкую к снарядам пушки Гочкиса. Вы же понимаете, что неприятель тоже начнет броню наращивать. Вот под это дают очень много. Спросите, почему никто не взялся?
— Считают фантастикой?
— А вы не считаете?
— Ну… в тридцать две тонны можно уложить.
— В шестнадцать. Надо в шестнадцать. Тысяча пудов — грузоподъемность нормальной платформы, с учетом расстройства пути в войну. Не отказывайтесь сразу. Попробуйте.
— Если скажу, что попробую, не сочтете сумасшедшим?
— Знаете, сударь, мне сейчас совершенно безразлично, в здравом ли вы уме. Пусть это будет безумие, но такое, чтобы в него поверили. Сейчас поверили.