Ревизор Империи - Страница 123

123

— Хенде хох! — заорал Виктор. — Нихт бевеген, ду аршлох! Убью, сука!

Ярчик, тяжело дыша, приподнялся и поднял руки.

— На пол, блин! На пол, я сказал! Мордой вниз! Руки за голову! Не дергайся, я нерв…

Он не успел закончить: Веристов, высвободив руки, молниеносным движением ударил барона с двух сторон ладонями по лицу — как показалось Виктору, даже не сильно. Тот повалился ничком почти без вскрика. Веристов отполз в сторону, сел на пол, держась за горло, и судорожно пытаясь глотнуть воздух. Лицо его было залито кровью из рассеченной брови, кровь стекала по подбородку и алыми пятнами расплывалась по разодранной рубахе.

— Ампула в воротнике, — осипшим голосом выдавил Виктор, — я проверю.

— Сле…дите за дверью… — Веристов, наконец, вздохнул, и тут же его слова прервал приступ кашля. — У вас… с оружием лучше.

Сидя на полу, опершись левой рукой, он перевернул тело барона на бок, и с треском рванул ворот.

— Есть… — сперва он хотел спрятать белый измятый лоскут себе в карман, но, передумав, сунул рядом за дверцу поддувала.

— Эй, в доме! — из пустого проема окна донесся четкий командный голос Брусникина. — Дом окружен! Сопротивляться бесполезно! Предлагаю сложить оружие и выходить по одному!

Виктор хотел подойти к окну и ответить, но Веристов сделал отрицательный жест.

— Георгий Семеныч! Это ротмистр Веристов! — крикнул он, став в простенке между дверью и печкой. — Мы с Ереминым в комнате, фон Айзенкопф у нас на мушке.

— Держитесь! Сейчас из полиции подъедут!

Скривившись от боли, Веристов вытащил из кармана вороненые наручники.

— Очнется, дернется — бейте не глядя, не бойтесь зацепить. Хочется поскорее отмучиться.

— Лю — юди! Ре — жуут! — сиреной воздушной тревоги долетал в комнату голос Безносюк. Сизый пороховой дым вытягивало сквозняком в коридор через дырку в двери.

Закованного Ярчика — Айзенкопфа Веристов прислонил к печке и, обшарив одежду, вытащил, помимо бумажника и документов, уже знакомый зауэр и куцый, похожий на игрушку "штейр — пипер" в кобуре на лодыжке. На пояснице под пиджаком оказалась финка, до которой Ярчик так и не смог дотянуться, а из внутреннего карман, глухо стукнув об пол, выпал легкий алюминиевый кастет с шипами. Веки барона задергались; он открыл глаза, и тут же застонал от боли.

— Шайзенкопф, — не выдержал Виктор, — нафиг вам был этот арсенал? Вам нужен был пистолет с одним патроном.

Барон хрипло рассмеялся, тут же закашлявшись. Распухшая губа немного мешала ему говорить.

— Один патрон…. Я идиот. Трижды показать, что вы не держите патрон в стволе. Сыдяеву, танцовщице и мне у Общественного собрания. Три раза. Если что‑то показать человеку трижды, он решит, что так будет всегда… А перед разговором — дослали и пополнили обойму. Или вы собрались тут показать оборону Севастополя? Недооценил я вашу агентуру, Николай Семенович.

— Хватит комплиментов, барон, — оборвал его Веристов. — Сколько у вас людей и где? Может, колено вам прострелить при попытке нападения?

— Лишнее. Я проиграл, забирайте все. Здесь четверо, и Ковач с глухонемой служанкой должна была подъехать в экипаже. Полагаю, ее спугнули люди капитана. Остальных мы потеряли раньше. Сыдяева вчера господин Еремин напугал охранкой, да так, что он решил выйти из игры. Пришлось устранить. Еше один агент, что проник под видом рабочего в цех бронеходов, а потом уничтожил Прунса, должен был ждать наших людей в условном месте. Но пропал. Видимо, понял, что его тоже прикончат. А Прунс был двойным агентом. Блестящим агентом, у него просто талант — жить с двойным дном. Это вы здорово придумали — подсунуть ему Еремина, даже я на это попался…

"О чем это он? Провокация?"

— Прунс вашего Еремина узнал, и после вас тут же побежал к нам. Жадность сгубила, хотел хорошей жизни и сейчас. Конечно, я тут же дал ему задание, чтобы он сказал вам, будто обознался. И будь господин Еремин обычным изобретателем — неудачником, все бы на этом и кончилось. Но милейший Виктор Сергеевич начал сеять направо и налево доброе и вечное, и, самое главное — разумное. Тут и дураку понятно, что вы возьмете Прунса в оборот, а через него выйдете на нас. Выхода не было.

— А Вырошников?

— Не наш человек. Он все равно бы застрелился. Флукос разыграл покушение на меня, а потом подкинул вам труп, чтобы я смог быстро сойтись с Ереминым через Анни. С Ереминым у вас гениально, начиная с задержания у станции. Признайтесь, сколько умов над этим в Москве работало?

— Лучше скажите, сколько умов работало в Берлине, чтобы убить человека лишь для знакомства вас с Ереминым, — не выдержал Веристов, — или это ваша импровизация?

— Какие красивые слова, Николай Семенович. Идея принадлежит местному контингенту, они же исполнители. Как говорится, нет отбросов, есть агентура. Вы же находите людей, готовых за три червонца внедриться в конспиративные организации?..

Виктор вдруг понял, что ему совершенно наплевать на произошедшее. Даже руки не дрожали, хотя они, по его представлениям, должны дрожать. Как будто в нем сработал ограничитель, не позволяющий впасть в ступор и психануть. Он стрелял на поражение в Рафаэля в романовском СССР, но как чувствовал себя после этого, не помнил. Не хотел помнить. И тогда тоже не было выбора.

Из‑под двери поползло немного темной жидкости, и Виктор понял, что это кровь. Она не вызвала никаких чувств, даже тошноты, как и окровавленное, страшное лицо Веристова. Ему хотелось лишь того, чтобы выветрился запах пороха, который он так любил в детстве, закладывая круглые бумажные пистоны в жестяную копию браунинга. Сейчас этот дым был противен. Хотелось дожить до времени, когда в здешней России запретят короткоствол. Шпионов на душу населения не так уж много.

123