Ревизор Империи - Страница 29


К оглавлению

29

— А пообедать где у вас тут хорошо и недорого?

— Недорого — это, оно, что значит… В дешевый трактир, где за гривенник отобедать, ходить не советую. И продукты бывают подпорчены, и водка разбавлена, и, главное, народец там того… ограбить или зарезать запросто. Ежели на заводе служите, то дешево в Народной столовой. Водки там вообще не подают, начальство запретило — с, но провизия свежая, с завода комиссия следит, чисто. Еда там простая, щи, каша, из техников али анжинеров мало кто туда ходит, начальники цехов иногда чтят присуттвием, но больше показать, что с народом. Для человека вашего круга, верно, было бы лучше столоваться или на станции, а еще лучше — вот у Базара причаховский. Обед там выйдет до полтинника, зато разнообразие, водочка казенная, публика приличная. Ну, а если пожелаете даму пригласить, так это в "Русский Версаль" на Парковой, там просто посидеть отобедать, рубля полтора — два выйдет, если, конечно, не разгуляться. В гостиничном буфете выйдет дешевше "Версаля", но там обычно в нумер заказывают.

— А почему именно в нумер?

— Не могу знать — с. Обычно господа так желают. Сложилось.

Стратификация общества через желудочно — кишечный тракт, подумал Виктор. Маргиналы бухают в рыгаловках, пролетарию жена варит, средний класс, не заморачиваясь, харчится по кафешкам, олигархам готовит прислуга или они снимают кляч и таскают по крутым кабакам. С гостиничным буфетом не все ясно, но наверняка цены кусачие, да и опять выделяться нет смысла. Куды ж айтишнику податься? И вообще время позднее и идти куда‑то влом.

— Дайте хлеба и… картошки и сала, — произнес Виктор, забыв об имидже высшего сословия. Он чуть не сказал "колбасы", но вспомнил, что тут нет мясокомбинатов. Черт знает, из чего ее тут делают.

Дальнейший шопинг особых знаний об общественной системе не добавил; правда, когда продавец, пощелкав на счетах, объявил сумму, Виктор сразу заметил, что она расходится с посчитанной им в уме. Пролетарий от прилавка не стал спорить, и тут же признал ошибку; Виктор, рассчитываясь, разменял злополучную купюру со свастикой и тщательно пересчитал сдачу.

"Однако", размышлял он, возвращаясь на квартиру, "тут нарвешься, где и не ждал. По городу ходишь — шпики заметут, в аптеке наркота, в трактире алкаши прирежут, в лавке мыло радиоактивное, от безопаски волдыри. Приключения сами найдут, говоришь? У парикмахера может быть заражение через инструменты. Надо будет проследить. Что дальше? Жратва. Санэпиднадзором тут, похоже, не пахнет. Дома ночью — пожар, в окно могут залезть, угарным газом отравиться, плита‑то рядом. Спать надо чутко, с открытой форточкой. Трансформер с выдвинутым лезвием — под подушку. Какой, в малину, шокер, тут "Бульдог" бы завести, с понтом, от собак бешеных. Мечты, блин, мечты. На этой свободе надо до утра дожить."

Пройдя через калитку во двор, Виктор внимательно обошел вокруг дома. На заднем дворе висело белье, неуклюжим скворешником громоздился дровяной сарай, обшитый горбылем, и запах кухни смешивался с запахом выгребной ямы: канализация, похоже, была местной и вычерпывали ее ассенизаторы. На крыльце черной лестницы сидела рыжая полосатая кошка; заметив Виктора, она открыла глаза, приподнялась и просяще мяукнула. Виктор отрезал небольшой кусочек сала и положил перед животным; кошка внимательно обнюхала и жадно стала есть.

"Зашибись. Чего зря жрать не станет; стало быть, и людям можно. Только прожарить надо. "

Дверь отворилась, и на крыльцо вышла незнакомая Виктору женщина со слегка помятым, и в одном месте запаянным медным тазом; Виктор поздоровался, и, воспользовавшись случаем, проскользнул наверх.

В комнате уже сгустились сумерки. Лай собак и вечерняя перекличка петухов из форточки стали уже чем‑то привычным, словно бормотание приглушенного телевизора. Виктор снял стекло лампы, чиркнул спичкой; желтый огонек растянулся по щели. Осторожно поставив стекло на место, Виктор подкрутил фитиль, чтобы не коптило, и отправился на кухню жарить картошку.

Печатник, невысокий худой мужчина с прорезанным глубокими морщинами бледным лицом, перед уходом на службу мывший на кухне свою посуду, отнесся к новому жильцу совершенно безразлично, вместе бухануть не предлагал.

"Поели хлеба и колбасы" — в мозгу Виктора всплыла фраза из детской книжки "В стране невыученных уроков". "Тоже альтернативка" — хмыкнул он про себя. Запасливо отложив нетронутую половину провианта за окно на утро, он уже начал стелить постель, внимательно, насколько позволяло скудное освещение, рассматривая чистоту белья и наличие отсутствия посторонней живности, как в дверь робко постучали.

"Это не свои" — подумалось ему. "Из жильцов робких нет."

— Входите, не заперто!

Не успел Виктор закончит фразу, как в комнату влетела девушка и захлопнула за собой дверь. Невысокая (впрочем, все здешние дамы по росту напоминали вьетнамок), с темнорусыми волосами, сплетенными в косу на затылке а — ля Юлия Тимошенко, ямочками на щеках и небольшой родинкой над верхней губой, она имела внешность довольно незаметную и вместе с тем весьма приятную; пухлые губки ее были соблазнительно полураскрыты, она тяжело дышала, откинувшись на дверь за собой, словно желая сдержать ее своим телом, а зрачки в округлившихся глазах были расширены ужасом.

— Спасите, — прошептала она, пытаясь перевести дух, — укройте, меня, пожалуйста!

— Маньяк? — Виктор приблизился к девушке и, слегка подвинув ее трепещущее тело, закрыл кованую задвижку, похожую на сильно перекормленный оконный шпингалет.

29